Феноменологическая самокритика и критика психологизма

В «Логических исследованиях» Гуссерль равно отказывается как от теоретико-познавательного психологизма, так и от наивного идеализма, и пробует продолжить поиск очевидных оснований в ином направлении.

Если в «Философии арифметики» исследование процесса образования понятия числа из материала, получаемого в результате непосредственного созерцания некоторых представителей мира чисел «как они есть сами по себе», нужно ему главным образом для того, чтобы успешно про-вести процесс редукции всей арифметики к идеальной онтологической первооснове, к числам «самим по себе», то в «Логических исследованиях» пределом редукции становится, как мы уже отметили выше, содержание понятия.

Теперь Гуссерль считает, что «понятие» вообще отличается от «предмета» лишь функционально, той ролью, которую то и другое исполняют в сознании: предмет интереса и есть понятие предмета.

Конечно, привкус объективно-идеалистической метафизики здесь почти исчез. Но зато в результате такого пересмотра, как жаловался Фреге, весьма внимательно следивший за публикациями Гуссерля, в «Логических исследованиях» «все становится субъективным, а субъективное принимает вид объективного».

Сам Гуссерль, однако, вовсе не считал эту черту пороком: напротив, тут если и не проведена вполне последовательно, то четко намечена его принципиальная установка на «очищение» исследования основ знания от всякого рода неявных предпосылок, особенно тех, которые носят «метафизический» характер.

Собственный прежний наивный идеализм в понимании числа (и соответственно, его «природы», того источника, из которого в конечном счете черпают свое содержание понятия арифметики) теперь ему представляется рецидивом метафизики.

Более того, все наличное в сознании Гуссерль теперь трактует как «просто содержание», т.е. нечто нейтральное, нечто безразличное к ответу на вопрос, а что же стоит за этим содержанием «на самом деле».

Такая дискриминация «основного вопроса философии» — базовый принцип зрелой феноменологической установки.

И это важное изменение, поскольку, двигаясь в русле первоначальной формы отказа от метафизических предпосылок исследования и поисков бесспорного начала знания, в плане метода Гуссерль шел путем, близким к таковому Авенариуса .

И потому даже философию он тоже определял как «описательную психологию», а психо-феноменологическое обоснование логики считал возможным и даже неизбежным.

Но в плане онтологии он все еще все-таки сохранял существенные моменты объективного идеализма, что делало его позицию, мягко говоря, не совсем последовательной. Применительно же к «Логическим исследованиям» было бы несправедливо утверждать ни первое, ни второе.

Но теперь одним из ключевых «непроясненных» понятий (как плана философского, так и математического) предстает понятие «существования», или «бытия» (соответственно в отрицательном модусе «несуществования», или «небытия»).

И не в малой степени потому, что именно оно (в том числе прежде и у него самого) было нагружено «метафизическими» смыслами.

Теперь он проводит работу по «очищению» этого понятия. Рассуждения сначала идут примерно так же, как прежде при обсуждении проблемы нуля: всякое понятие имеет содержание, поэтому есть содержание и у понятия «несуществование»; оно может стать опредмеченным, если, к примеру, обратить внимание на «отсутствие» того, что только что было. Внимание же всегда связано с «интересом».

Последний — не что иное, как «зародыш» еще одного фундаментального понятия феноменологии — интенциональности, нацеленности сознания на предмет, и интенционального акта, в котором конституируются предметы.

Теперь Гуссерль смог объяснить, причем совершенно по-другому, чем в «Философии арифметики», откуда берутся предметы; точнее, как они образуются. В дальнейшем исследование этого процесса образования, конституирования предметов, стало главным делом феноменологов.

Согласно мнению Гуссерля, как мы уже отмечали, истоки познавательной активности следует искать в интенциональном акте, в нацеленности сознания на предмет.

Нетрудно видеть, что это качество сразу и свидетельство активности сознания, и признак его «конечности»: ведь если сознание «нацелено на то, а не на это», то оно ограничивает себя «тем» и не видит «этого».

Если бы сознание не было «интересующимся», то любые возможные предметы были бы для него неразличимы; в силу того, что все для него безразлично, оно и само существует как «всё», т.е. спадается в сплошное тождество.