Социологическая трактовка коррупции

Еще каких-то 10-15 лет назад, отмечают западные обозреватели, исследование коррупции во всем мире представляло собой небольшой по научным меркам пяточек, на котором все специалисты были наперечет.

С тех пор каждый месяц эмпирические данные постоянно увеличивались, количество исследований возрастало, так что сегодня охватить единым взглядом все многообразие тем, аспектов и вопросов, связанных с коррупцией, просто невозможно.

Ею занимаются социологи, правоведы, экономисты, антропологи, психологи, представители других наук. К настоящему времени по теории коррупции написаны сотни книг и тысячи статей.

Сегодня признанно, что коррупция – многоаспектный феномен, в котором представитель любой науки найдет свой угол зрения. Она имеет многочисленные формы и разновидности, проявляя себя во всех или большинстве сфер жизнедеятельности современного общества.

У коррупции множество причин и еще больше последствий как для общества в целом, так и для отдельного индивида. Она варьируется от примитивной взятки, вручаемой должностному лицу за выполнение возложенных на него функций до социальной патологии, поражающей весь общественный организм.

Точно так же различаются и научные исследования – от эмпирического описания отдельных скандалов до социетальных моделей глобального уровня.

В России и за рубежом активно формируется новая отрасль знания – социология коррупции (sociology of corruption). Первые работы появились еще в 1960-е годы. Несмотря на название, социологического подхода в том виде, как это понимается сегодня, у проф. С.Алатаса не было.

Она была посвящена полемике о позитивном и негативном влиянии коррупции на общество, которая проводилась в прессе. Автор указал не только на закрытый характер этого феномена, но и на ограниченные возможности использования традиционных методов социологии при изучении коррупции.

Действительно, спросить взяточников прямо невозможно, так как даже в анонимной анкете никто из них правды не скажет. Проводить наблюдение тоже практически нельзя, если только скрытой камерой, но это уже не социология, а следствие.

Контент-анализ дает срез отраженного сознания, т.е. публикаций журналистов, которые что-то слышали. Что-то видели и даже что-то знают, но никакой объективной статистики быть не может.

Остается интервью с экспертами, которые говорят не о себе как участниках социального действия, но дают приблизительную оценку масштабов явления либо раскрывают механизмы, поскольку сталкивались с ними, но никогда – самих участников. Раскрывая социальную сторону коррупции, подавляющая часть исследователей отмечают, как и у взяточничества, ее латентную природу.

Так, Г. Мюрдаль и С. Роуз-Аккерман указывают в качестве важного признака коррупции скрытый, тайный характер действия. По их мнению, то, что не скрывается от глаз общественности и является допустимым с точки зрения общества, не имеет ничего общего с коррупцией.

По мнению В.Л.Римского, информацию о коррупции в России <можно получить от специалистов правоохранительных и других органов власти и управления, профессионально занимающихся противодействием коррупции, от жертв коррупции и тех, кто так или иначе, оказался вовлечен в коррупционные действия, а также от организаторов и активных участников коррупционных действий.

Легче всего получить информацию о коррупции от лиц, в нее не вовлеченных, но их знания нередко бывают поверхностными, умозрительными, основанными на нормативных суждениях, а не на реальном опыте.

Наиболее полной информацией о коррупции обладают, безусловно, организаторы и участники коррупционных действий, но от них получить информацию труднее всего, а иногда – просто невозможно. В результате изучение коррупции затруднено и тем, что в современных российских условиях невозможно найти экспертов по коррупции, владеющих объективной информацией о ней и способных концептуально ее осмысливать>.

Об ограниченности методических функций и предметной сферы социологии коррупции верно высказался Г.А.Сатаров, досконально изучивший вопрос и организовавший глубоко эшелонированное научное исследование:

<Мой поиск в солидной базе данных одного из американских университетов по ключевому слову <коррупция> дал более 60 000 наименований. Когда к первому ключевому слову было добавлено слово <социология>, осталось семь статей, из которых от силы три реально соответствовали цели поиска.

Между тем нет сомнения, что коррупция – это социальное явление, и потому должно изучаться социологией. Однако последняя пока используется при исследовании коррупции только как инструмент измерения, и то, как правило, довольно примитивный.

Вместе с тем, многие публикации (некоторые из них будут упоминаться позднее), не попавшие в сеть Интернет-поиска, используют при изучении коррупции социологические методы или содержат социологические идеи.

Это указывает на то, что авторы этих публикаций не относят свои работы к сфере социологии коррупции. А это, в свою очередь, еще раз свидетельствует о том, что социология коррупции как научная дисциплина еще не сформировалась>.

И прежде, и в последнее время серьезные исследования, проведенные российскими исследователями, исчисляются единицами. Упоминания заслуживают диссертация И.В.Кузнецова, книга И.М.Клямкина и Л.М.Тимофеева, публикации В.В. Радаева, А.С.Быстровой и М.В. Сильвестроса, Э.Н. Ожиганова, А.И.Кирпичникова, исследования Фонда ИНДЕМ под руководством Г.А.Сатарова.

Интересные исследования появляются в смежных областях, например, посвященные блату и теневой экономике. Оживление интереса к проблеме коррупции и рост числа исследований по этой теме Г.А.Сатаров связывает с процессами модернизации, которые происходят ныне во многих странах и часто связаны с масштабной коррупцией.

<Обычно модернизация заключается в процессе переноса политических, правовых и экономических институтов западных демократий на принципиально иную социальную почву>.

Импортируемая система норм и законов <уродуется и отторгается, реформы буксуют или превращаются в свою противоположность.

Вдруг оказывается, что нормы, предназначенные для поддержки многопартийности, создают черный рынок торговли депутатскими креслами, институт банкротства превращается в орудие террора против успешных предприятий; открытие рынка инвестиций физическим лицам становится одним из инструментов <недружелюбного поглощения> чужого бизнеса>.

Старые неформальные нормы и практики вступают в конфликт с новыми, возникают лакуны в законодательстве, которыми умело пользуются наиболее агрессивные социальные агенты, приспосабливающие не только должностное положение, но и цели социальных институтов под свои корыстные интересы.

<Чем масштабнее институциональные перемены и, следовательно, чем больше зазор между <старым и новым>, тем больше простор для роста новых форм коррупции>.

Коррупция в России – преступление без наказания. Во-первых, органы правосудия отлавливают лишь малую толику проворовавшихся чиновников. Во-вторых, их дела распадаются еще до поступления в суд, в-третьих, изобличенных мздоимцев ждет нестрашное наказание. Наконец, в-четвертых, если чиновника поймают, а его ожидает наказание, никакого угрызения совести и раскаяния, присущего обычным смертным, он не испытывает.

Коррупция имеет не только скрытый, но и согласительный характер совершения. Она, как правило, не влечёт за собой жалоб, т.к. виновные стороны получают взаимную выгоду от незаконной сделки.

Даже вымогательство взятки не всегда бывает обжаловано, поскольку люди в различных странах не питают доверия к процессу борьбы с коррупцией.

В отечественной литературе одно из наиболее полных и соответствующих как юридической, так и социологической классификации определений коррупции принадлежит Л. В. Астафьеву: “Незаконное использование должностными лицами своего статуса или вытекающих из него возможностей в интересах других лиц с целью получения личной выгоды”.

Социологическая трактовка тем более необходима, что коррупция, в отличие, скажем, перехода улицы на красный свет, выходит за рамки исключительно правового нарушения и характеризует социальную структуру общества в целом. Несомненно, она принадлежит к разряду крупнейших социальных деформаций.

Социологический и экономический подходы к коррупции отличаются от юридического. Юристов интересует прежде всего сам факт криминального события, момент преступления. (Хотя в некоторых случаях преступлением может быть и замысел или подготовка криминального акта – это не относится к актам коррупции.)

Именно к моменту преступления юристы-исследователи (или следователи) постоянно возвращаются, квалифицируя деяние, определяя степень ответственности, меру наказания преступника и т. д.

Коррупция очень близка к древнейшей профессии – проституции, а коррумпированные чиновники подобны проституткам. И те и другие торгуют – проститутки своим телом, чиновники своим положением. Впрочем, проститутки честнее – они торгуют тем, что им принадлежит. И чиновники рядовым гражданам обходятся значительно дороже.

Связь коррупции с социальной структурой проявляется в том, что на нее способна только элита общества, которая занимает властные посты. Низших класс в коррупции никогда не был замечен и, смеем заверить, никогда не будет – хотя бы уже по самому определению коррупции как злоупотреблению властью.

Социальное дно общества в распределении и борьбе за власть не участвует. Все, что доступно низшему классу, это бандитизм (вооруженное нападение), организованная преступность, воровство и мошенничество.

Даже средний класс в коррупцию вовлечен крайне незначительно. В середине социальной пирамиды объем власти, находящейся в распоряжении одного индивида, невелик, чтобы ради нее нужно было рисковать и давать крупные взятки.

В качестве субъектов коррупционных действий выступают государственные служащие, народные депутаты и руководители местных органов власти. Под флагом борьбы с коррупцией политики приходят к власти, партии повышают свой рейтинг, средства массовой информации увеличивают тираж, публикуя скандальные разоблачения.

В политической борьбе это понятие используется как средство манипуляции общественным мнением. Широкие народные массы стоят в стороне от этого движения.

Суть коррупции как социального явления заключается в разложении структуры власти, перераспределении ресурсов в пользу тех или групп, использовании механизмов институциализации в групповых (клановых) и личных интересах.

Коррумпированная власть разлагает все общество, выступает локомотивом социальных деформаций, которые с вершины пирамиды с ускорением продвигаются к ее основанию. Именно коррупция наиболее явственно оттеняет известную формулу: рыба гниет с головы.

Общественная опасность коррупции чрезвычайно велика. Хорошо известно, что коррупция угрожает верховенству закона, демократии и правам человека, подрывает основы надлежащего государственного управления, нарушает принципы равенства и социальной справедливости, ведет к искажению условий конкуренции, затрудняет экономическое развитие и угрожает стабильности демократических институтов и моральным устоям общества.

В настоящее время коррупция приобретает международный масштаб и глобальный характер, что в свою очередь предопределяет необходимость скорейшего сближения уголовного законодательства различных стран, столкнувшихся с этой проблемой.

Опасность распространения негативного влияния коррупции на общество в США была отражена еще в 1970 году в Законе “О контроле над организованной преступностью”. Там было сказано: “Коррупция – это то, что разрушает основные демократические институты государства”.

В общественном сознании россиян коррупция ассоциируется не только со взятками и подкупом, но также с воровством и махинациями.

В 1990-е годы при участии или непростительном бездействии органов государственной власти появились новые способы перетекания богатства к избранным – перепродажа бюджетных ресурсов и льготных централизованных кредитов, уклонение от уплаты налогов и таможенных пошлин, присвоение чужих денег через механизм неплатежей, фактический захват пакетов акций, находящихся в федеральной собственности.

У коррупции есть и нравственно-психологическое измерение. Она развращает не только общество в целом, деформируя его социально-политические институты и нравственность народа, но и самого взяткодателя.

Когда человек берет взятку, он не просто заключает сделку со своей совестью. Он лишается самого главного – чувства спокойствия и равновесия. Каждый день он ожидает разоблачения и кары. Постоянно жить с таким самочувствием, значит подвергать свою психику высочайшему стрессу.

И вот что еще страшит: со своей бедой мздоимцу некуда деться, не с кем поделиться своей бедой, поскольку рассказывать о безнравственном поступке даже самым близким, означает вызвать дополнительное осуждение.